…Жили-были дед да баба и жила с ними курочка. Рядом. И снесла она однажды яичко, да не простое, а золотое. Голдяшное. Обрадовались старые, хотели яичницу сделать. Глазунью. Или болтунью. На худой конец. Стали яичко разбивать - дед бил-бил - не разбил. Баба била-била - не разбила. Расстроились. А тут мышка бежала. Полевка. Хвостиком махнула - яичко и упало. И - вдребезги. Вдрызг. Только осколками мелкими по половицам задрынчало. Всполошились немцы, с лавок повскакали, автоматы шмассеровы похватали - да и пошиссали всех в хате, очередями посекли. Даже курицу. Только перья полетели. От курицы, в смысле. А мышке золотую звезду лично товарищ Калинин вручил. За партизанскую деятельность в тылу врага…

…Жили-были дед да баба. Зажиточно. Кулачили понемногу. Репу сажали. Или садили - хрен их разберет. И выросла репка большая-пребольшая. Огромная! Я бы даже сказал - мегарепка выросла. Стал ее дед тянуть - тянет-потянет - вытянуть не может. Пукнул. Выматерился. Бабку свою кликнул. Тянут-потянут - вытянуть не могут. Внучку позвали, распутницу. Аналогично. Жучку с Муркой пригнали. Орут, тужатся - без толку все. Как мертвому припарка. А тут мышка бежала. Со звездой золотой на впалой груди. Мурку за хвост дернула. Между делом. Без умысла. Повалились все, попадали. Да и вытянули. А это и не репка была вовсе, а мина. Фугасная. Замаскированная. С самой войны в земле лежала, часа своего ждала. Дождалась. Кэ-эк сверкнет, кэ-эк бабахнет. Черноземом по сторонам кэ-эк брыснет. Ой, людоньки, чиво было! Кто ж знал, что она на неизвлекаемость была установлена?
А мышка вторую звезду от Калинина получила. Посмертно…

…Бежит как-то мышка по лесу. А тут дождь. Грибной. Что ты будешь делать! Вдруг - гля - гриб стоит. На ножке. Колышется слегка. Шляпкой покачивает. Она под него - шасть! - да и спряталась. Все лучше, чем мокнуть зря. Сидит, обсыхает. Заяц мимо бежал. Русак. Или не русак, но точно, что не еврей. С ушами. Мокрый такой, противный. Гриб увидал: "Пусти, говорит, мыша, меня к себе". Под грибок, в смысле. Спрятаться. А она ему: "Места, мол, маловато. Не сахарный!". Но упросил, все же, уломал. Пустила. Только разместились - лягуха скачет. Пятнистая такая. Как парашютист. Немецкий. Допрыгала, перед грибом остановилась: "Пустьите менья, говорит, пот крипок, а то всьех - шиссен!" - да автоматом из стороны в сторону - дрыг-дрыг. Нервно. Страшно. Кто ж поспорит-то? Пустили, конечно. Всем места хватило. А тут и дождь закончился. Иссяк. Обрадовались звери, по домам да норам разбрелись. И никто их больше не видел. Никогда. Гриб-то атомным был…

…Жил-был Икар. К небу тянулся. Со страшной силой. В облака. Кучевые. Или слоисто-перистые. Зудело у него, в общем. Однажды так назудело, что он крылья себе сделал. Из реечек всяких, палочек и прочей мешковины. И - полетел. Ввысь. К звездам. А там - Солнце. Яркое. Жаркое. В зените. Обжегся, короче, подшмалился, вниз полетел. Скорости добавил, огонь сбил - и домой. На посадку. По рациональной глиссаде. А там селяне: "Зачем, мол, летаешь, буревестник недоделанный?". И - в морду. Насилу крылья от погрома унес. Ремонтировать. Больше он к Солнцу не летал - частным извозом занялся. Кому козу перевезти, кому коровку заблудшу разыскать, кому почту подбросить… За наличку, конечно. Почасовую. Нормально мужик зажил. Без долгов. Хату новую справил, пятикомнатную. Женился. А о крыльях он больше не вспоминал. Совсем. Зачем они ему, если машина есть? Для извозу. За наличку…

…Жил-был Тимур. Со своей командой. Зондер. Шутка. В поселке. Добрые дела делал. Нужные. Искренне. И без всякой задней мысли. Звезды на заборах рисовал. Чтоб найти сподручней было. Даже ночью. А то попробуй разберись - где коммунист живет, а где беспартийный? Вот то-то и оно, что трудно. А так - легко. Даже очень. Все довольны были. Особенно немцы. В июне. А Тимуру крест дали. Железный! И консервов банку. Или две. Да галет пачку. Или две. Эх, хорошо! Вкусно...

…Жил-был Герасим. Дворник. Мусор убирал. При барине. И при барыне, конечно. Глухой был - страшно сказать. И немой. К тому же. Но видел хорошо. Как орел. Лысый. Орел, в смысле, не Герасим. А при нем собака жила, Тузик звали. Или Каштанка - не помню точно. Пачпорта при ей не наблюдалось. Сучка, наверное. Потому что гадила везде - поспевай только. Не столько ела, сколько гадила. Кучками. Или лужицами. Если несварение. Серчали на нее барские, крепко серчали. На Герасима обижались. Но - терпели. Боялись, что уйдет: где хорошего дворника найдешь? Не болтливого? Терпели-терпели - не выдержали: "Топи, говорят, свою шавку, а то уволим. По несоответствию. Проведем по статье - где с такой трудовой работу найдешь?". А он не понял. Потому что глухой. Пришлось на пальцах объяснить. Популярно. "Сурдоперевод", называется. Понял. Расстроился. Лодку взял, камень. Веревки метра два. Погреб на стремнину. К омуту. Что без мучений. Связал, камень примотал - и в воду. Только круги пошли. Жалко! Хороший был барин. И жёнка ничего. Хоть и склочница. А Герасим теперь у Тургенева прибирает. Устроился. Хорошее место, тихое. Только собачку евоную жаль - сдохла. От чумки. Собачьей…

…Жил-был Левша. В тульской губернии. Блох подковывал. По спецзаказу. Государственному! Для престижу державы на международном рынке. Бабки греб - будь здоров. Вот и зажрался: "Я, говорит, и вшей на подковы ставить могу!". Поверили. Разрешили. А он, дурья башка, возьми да и помри. От тифа. Сыпного. От вошек своих заразился. Вот тебе и вошь! На аркане. А Расея с тех пор, окромя ядерных боеголовок да спутников космикческих, ничего и произвесть-то не могёт…

…Жил-был Мазай. Дед. Зайцев спасал. И прочих кроликов. Днем. Потому что ночью занят был. Партизанил. Гайки с рельсов скручивал. По заданию Большой земли и лично товарища Сталина. На грузила. Чтоб поезда со снарядами на фронт не доходили. Немцы долго терпели. Два года. Пока в Рейхе гайки не кончились. Запасные. В вощёную бумагу обвёрнутые. Супротив коррозии. Не выдержали. В гости зашли. "Кончай, шпрехают, Мазаич, задрал уже! Сильно. Сколько ж можно?!". Обиделись, значит. Осерчали. В комендатуру забрали. Замели. Допрашивать стали, признание выбивать. Чистосердечное. Вместе с зубами. А он молчит. Как рыба. Кистеперая. Не выдал товарища Сталина! Но гайки отдал. Все до единой. Помочь даже предложил. Назад их, значится, прикрутить. Отказались. Отпустили. Но с предупреждением. Чтоб больше - ни-ни! А то - шиссен. Без вариантов. Ушел. К зайцам. Помогать братьям меньшим. Природу защищать, мать нашу. "Гринпис", одним словом. Шкурки, опять же, мясо. Чтоб не голодать. Одной картохой сыт не будешь! Тоже без вариантов. Тут и война скончилась. Завершилась. К концу подошла. Победному. А Мазая все одно забрали. Свои. За браконьерство. За зайцев. За шкурки. В "воронке" увезли. Чтоб неповадно было. Вредить. Природе. Матери нашей. "А на черной скамье, на скамье па-а-адсудимых"…

…Жил-был Гаврош. В Парижу. Стриженый. Потому что люмпен. Тифозный. Булки воровал. Французские. От голода. А тут - революция. Робеспьер. Марат. Бастилия. Гильотина. Людовика - того. И еще многих - того. Алягер ком алягер. Се ля ви. Баррикады по городу. Анархия. Мародерство. Бери, что хочешь. Или кого хочешь. Свобода. Равноправие. Братство. Эх, хорошо! Да здравствует Революция! Хоть иногда пожить по-человечески. Расслабиться. Потусоваться. Пострелять, опять же. Только у этих, за свободу и счастье которые, патронов мало было. А без патронов разве счастье построишь? Вот то-то и оно… Посмотрели революционеры, подумали - Гавроша кликнули: "Ступай, мол, мон ами, патронов пособирай. А то убитым они уже до задницы, а нам без них никакого резону нету. Ващще!". Несознательный попался. Надулся, ногу отставил. "Не пойду - и всё!". Чистоплюй, понимаешь. Декабрист. Троцкист недорубленный. Утопист в кепке! Пришлось попросить. По революционному. Согласился. Себе дороже! Кровь с морды утер, волком зыркнул - и по-пластунски. Пополз. Удав с Монмартра, понимаешь…
Ползет. Извивается. Патроны в кепку собирает. Где один, где три, а где и цельная обойма. За своих радуется. Думал убъют - ан нет: вернулся. Целехонький. Только пузо ободрал. И колени. Но их меньше. Чем пузо. Ободрал. Н-да… Патроны раздал, довольный ходит. Революцию спас! А комрады ему прикладом. И не раз. Даже по голове. И не только. Без всякого пардону. По пролетарски. С оттяжкой. Чтоб больнее было. И неповаднее. Ишь, буржуа, что удумал - стреляные гильзы собирать! Сразу ясно - переметнулся! А больше Гаврош на баррикады не ходил. Разочаровался. Как Державин. Или Герцен. А может больше. Трудно сказать. Да и незачем…

…Жила-была Красная Шапочка. И была у нее Красная Кнопочка. Кругленькая. Махонькая. Под стеклышком. Каждое утро приходила Шапочка к своей Кнопочке. На входе Красную Книжечку показывала. С тиснением на обложке. Золотым. Не красным. Потому что иначе хрен бы разглядели. Рано приходила. Часов в пять. А тут и солнышко вставало. Красное, конечно. Садилась она. Красную Папочку с сейфа доставала. Секретную. Читала. Вчитывалась. Умная! Сколько надо посидит - и домой. Нах хаус, так сказать. Отдыхать. По праздникам дома сидела. Потому что Красные Числа. Выходные. Ногти лаком мазала. За цвет и не вспоминаю. А кто запретит? Имела полное право. Винишком, опять-же, красным оттягивалась. Против накопления в организме радионуклидов. Но не злоупотребляла. Там с этим строго было! А с понедельника - на работу. К Кнопочке, Папочке и Книжечке…
И вдруг однажды Красная Лампочка как замигает! Сирена как завоет! Шапочка как вскочит! Тревога! Красной Степени готовности! Папочку схватила, клавиатурой компьютерной защелкала. Коды, понимаешь, вводит. Пусковые. Стартовые. Кнопочку Красную нажала. Три-два-один - старт! Пошла, родимая! Чтоб пол-Америки в полную кузькину мать превратить. "Стратегические силы первого удара", называются. Ядерный щит страны. А она и не полетела. Ни капельки. Ни полкапельки. Как стояла, родимая, в шахте - так и осталась. Потому что Шапочка наша с детства дальтоником была. Красный с зеленым путала. И синий с желтым. Кажется…
Вот так и предотвратила она термоядерную войну - сигнал-то ложным оказался. "Замыкание", называется. Короткое…